Восстание декабристов было коротким и сумбурным, иным оно быть и не
могло. В рядах бунтовщиков не было согласия, а восстание они начали с обмана.
Мятеж был жестоко подавлен, зачинщики казнены, рядовые участники высланы на
каторгу или на войну. Идеалисты, верящие, что малыми силами смогут изменить
неповоротливую империю, были обречены на провал. Но в истории они остались
ярким и громким эпизодом, предвестником глобальных бурь. Книги про декабристов
расскажут вам о тех событиях. Например, в книге "Пушкин и декабристы" Натан Эйдельман, советский писатель,
литературовед и историк, рассматривает историю взаимоотношений первого поэта
России Александра Сергеевича Пушкина и
первых революционеров – декабристов. С одними из них - Пущиным и Кюхельбекером
- автор "Евгения Онегина" был связан дружескими узами с лицейской
юности, с другими - Раевским и Орловым - делил свои ссыльные годы, и для всех
он был певцом свободы и "младости мятежной". Натан Эйдельман
рассказывает о том, как постоянно пересекались два мира - мир тайных обществ и
мир Пушкина, как из притяжений и отталкиваний, близости и разногласий рождались
и великая поэзия, и удивительные судьбы.
В своей работе "Пушкин и декабристы" Натан
Эйдельман показал это "великое, сложное, противоречивое историческое
единство", "союз спорящих, несогласных в согласии, согласных в
несогласии"...
Предлагаемая
работа представляет собой серию очерков, связанных единством темы. Первая ее
часть в основном относится к южному периоду пушкинской биографии
(1820–1824), вторая часть содержит пространное отступление от
непосредственной биографии поэта и посвящена событиям с 1820-х до конца
1850-х годов, связанным с подробной предысторией знаменитых воспоминаний
декабриста Ивана Пущина, и позволяет затем, в третьей части книги,
основываясь на записках Пущина и других материалах, представить время Михайловской
ссылки поэта (1824–1826).
Предлагаю
отрывок из книги Натана Эйдельмана.
«Без декабристов не было бы Пушкина. Говоря так,
мы, понятно, подразумеваем огромное взаимное влияние.
Общие идеалы, общие враги, общая
декабристско-пушкинская история, культура, литература, общественная мысль:
поэтому так трудно изучать их порознь, и так не хватает работ (надеемся на
будущее!), где тот мир будет рассмотрен в целом, как многообразное, живое,
горячее единство.
Рожденные одной исторической почвой два столь
своеобычных явления, как Пушкин и декабристы, не могли, однако, слиться,
раствориться друг в друге. Притяжение и одновременно отталкивание — это,
во-первых, признак родства: только близость, общность порождает некоторые
важные конфликты, противоречия, которых и быть не может при большом удалении.
Во-вторых, это признак зрелости, самостоятельности.
Привлекая новые и раздумывая над известными
материалами о Пушкине и Пущине, Рылееве, Бестужеве, Горбачевском, автор пытался
показать союз спорящих, несогласных в согласии, согласных в несогласии...
Пушкин своим гениальным талантом, поэтической
интуицией «перемалывает», осваивает прошлое и настоящее России, Европы,
человечества.
И внял я неба содроганье
И горний ангелов полет...
Поэт-мыслитель не только русского, но и всемирно-исторического
ранга — в некоторых существенных отношениях Пушкин проницал глубже, шире,
дальше декабристов. Можно сказать, что от восторженного отношения к
революционным потрясениям он переходил к вдохновенному проникновению в смысл
истории.
Сила протеста — и общественная инерция; «чести клич» —
и сон «мирных народов»; обреченность геройского порыва — и другие,
«пушкинские», пути исторического движения: все это возникает, присутствует,
живет в «Некоторых исторических замечаниях» и трудах первой Михайловской осени,
в собеседованиях с Пущиным и в «Андрее Шенье», в письмах 1825 года, «Пророке».
Там мы находим важнейшие человеческие и исторические откровения, исполненное
Пушкиным повеление, адресованное самому себе:
И виждь, и внемли...
Смелость, величие Пушкина не только в неприятии
самодержавия и крепостничества, не только в верности погибшим и заточенным
друзьям, но и в мужестве его мысли. Принято говорить об «ограниченности»
Пушкина по отношению к декабристам. Да, по решимости, уверенности идти в
открытый бунт, жертвуя собой, декабристы были впереди всех соотечественников.
Первые революционеры поставили великую задачу, принесли себя в жертву и
навсегда остались в истории русского освободительного движения. Однако Пушкин
на своем пути увидел, почувствовал, понял больше... Он раньше декабристов как
бы пережил то, что им потом предстояло пережить: пусть — в воображении, но ведь
на то он и поэт, на то он и гениальный художник-мыслитель шекспировского,
гомеровского масштаба, имевший право однажды сказать:
«История народа принадлежит Поэту».
